В этом году исполняется сто лет со дня отмены большевиками традиционной русской орфографии. Декрет о введении новых правил письма был опубликован без даты 23 декабря 1917 года (5 января 1918-го по новому стилю) (по другим данным 30 декабря ст.ст.). Набранный по-старому, декрет предписывал всем перейти на новую орфографию с 1/14 января 1918 года. Начинался он словами: «Въ цѣляхъ облегченія широкимъ народнымъ массамъ усвоенія русской грамоты, поднятія общаго образованія и освобожденія школы отъ ненужной и непроизводительной траты времени и труда при изученіи правилъ правописанія, предлагается всѣмъ безъ изъятія государственнымъ и правительственнымъ учрежденіямъ и школамъ въ кратчайшій срокъ осуществить переходъ къ новому правописанію».
Почти повсеместно он саботировался. Тогда был издан 10 октября 1918 года второй декрет. Большевики прибегли к угрозам и насилию. Вместо заявленной в декрете постепенности реформы в школе и недопущения «принудительного переучивания тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания», царил полный произвол, особенно в провинции. Использование традиционной орфографии приравнивалось к пособничеству контрреволюции. «Белогвардейской» орфографии с ее «поповскими» буквами противопоставлялась «пролетарская». В результате все типографии вынуждены были печатать без «ятей», без «i с точкой» и «фиты».
Выдающиеся ученые-лингвисты, историки и писатели оценивали этот один из первых декретов советской власти как столь же варварский и безжалостный по отношению к русской культуре, важнейшей составляющей которой является правописание, как и расстрел Московского Кремля, разрушения древних храмов, икон и множество других беззаконий большевиков.
Архиепископ Аверкий (Таушев).
Златоуст Русского Зарубежья архиепископ Аверкий (Таушев) писал: «То, что это сдѣлали безбожники-большевики, насильственнымъ путемъ, и то только черезъ годъ послѣ своего прихода къ власти, введшіе въ Россіи такъ называемую «новую орѳографію», насъ не удивляетъ. Вѣдь большевики открыто поставили себѣ задачей не только полный разрывъ съ Церковью, но и борьбу съ Нею, вплоть до окончательнаго Ея уничтоженія; они же задались цѣлью порвать со всѣми историческими традиціями православнаго русскаго народа, отвергнуть все, чѣмъ жила наша Родина на протяженіи цѣлаго тысячелѣтія своей исторіи, оплевать все ея культурно-историческое прошлое и, разрушитъ, какъ они горделиво и надменно провозглашали, с т а р ы й міръ, создать с в о й собственный, н о в ы й.
Какой это н о в ы й міръ они замышляли создать, это мы теперь видимъ!
Однимъ изъ характернѣйшихъ аттрибутовъ этого «новаго міра» и является такъ называемая «н о в а я орѳографія». Эта «новая орѳографія» является безспорно однимъ изъ крупнѣйшихъ «завоеваній революціи», однимъ изъ видныхъ «достиженій» безбожной и антирусской совѣтской власти.
Пусть не говорятъ, что эта «новая орѳографія» была разработана еще въ царское время и будто бы даже прежней Россійской Академіей Наукъ.
Развѣ большевицкія настроенія и мечты о разрушеніи стараго міра явились у насъ только съ 1917 года? Развѣ страшной разрушительной силы подрывная работа противъ всѣхъ нашихъ исконныхъ культурныхъ цѣнностей не велась у насъ еще задолго д о э т о й м р а ч н о й д а т ы?
Фактомъ остается то, что этой реформы не провело наше царское правительство, несмотря на всѣ господствовавшія у насъ въ послѣднее время «либеральныя» идеи, не смогло провести этой реформы правописанія даже Временное Правительство въ самомъ 1917 году, когда распоряженіе его о введеніи «новой орѳографіи» не было принято русскимъ народомъ и повисло въ воздухѣ.
Провели эту «реформу» только большевики, почему эта «новая орѳографія», по всей справедливости, и должна именоваться «большевицкой», или «совѣтской», какъ многіе русскіе люди ее и называютъ, — тѣмъ болѣе, что она, по духу своему, по идеѣ въ нее вложенной, вполнѣ отвѣчаетъ замысламъ большевиковъ, злобныхъ отрицателей и разрушителей в с е г о с т а р а г о».
(http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.averky)
Иван Александрович Ильин называл советскую орфографию кривописанием. Он приводил слова Гоголя и Тургенева о русском языке и возмущался: «А новое поколѣнiе его не уберегло... Не только тѣмъ, что наполнило его неслыханно-уродливыми, «глухонѣмыми» (какъ выразился Шмелевъ), безсмысленными словами, слѣпленными изъ обломковъ и обмылковъ революцiонной пошлости, но еще особенно тѣмъ, что растерзало, изуродовало и снизило его письменное обличiе. И эту искажающую, смыслъ-убивающую, разрушительную для языка манеру писать — объявило «новымъ» «право-писанiемъ». Тогда какъ на самомъ дѣлѣ эта безграмотная манера нарушаетъ самые основные законы всякаго языка. И это не пустыя жалобы «реакцiонера», какъ утверждаютъ иные эмигрантскiе неучи, а сущая правда, подлежащая строгому доказательству».
Новые правила письма, отменявшие буквы ѳ, ъ, i и ѣ оказались неспособны отразить различие смыслов, которое вкладывается в одинаково звучащие слова, оторвали русский язык от его церковно-славянских корней, отбросили исторически сложившиеся нормы написания слов, чем безжалостно обеднили русское письмо, внеся в него множество безсмыслиц.
По словам Ильина, «это особенно выясняется на омонимахъ, т.е. на словахъ съ одинаковой фонемой [т. е. произношением], но съ различнымъ смысломъ. Здѣсь спасенiе только одно: необходимо различное (дифференцированное) начертанiе. Это законъ для всѣхъ языковъ. И чѣмъ больше въ языкѣ омонимовъ, тѣмъ важнѣе соблюдать вѣрное писанiе. Такъ, французское слово «вэр» обозначаетъ: «червяка» (ver), «стихъ» (vers), «стекло-стаканъ» (verre), «зеленый» (vert) и предлогъ «на, при, къ, около» (vers). Попробуйте «упростить» это разнописанiе и вы внесете въ языкъ идiотскую путаницу. Словомъ «мэр» французъ обозначаетъ «море» (mer), «мать» (mère) и «городского голову» (maire). Словомъ «фэръ» — «дѣлать» (faire), «отдѣлку, мастерство» (fаirе), «желѣзо» (fer) и «щипчики для стекла» (ferre). Словомъ «вуа» — «голосъ» (voix), «дорогу» (voie), «возъ» (voie), «я вижу» (vois), «смотри» (vois). Словомъ «кор» — «тѣло» (corps), «мозоль» (соr), и «валторну или рогъ» (соr). Отсюда уже видно, что различное начертанiе слова спасаетъ языкъ отъ безсмыслицы, а при недостаткѣ его безсмыслица оказывается у порога. Подобное мы находимъ и въ нѣмецкомъ языкѣ. Словомъ «мален» нѣмецъ обозначаетъ «писать красками, воображать» (malen) и «молоть» (mahlen). Но тамъ, гдѣ начертанiе не мѣняется, грозитъ недоразумѣнiе: «sein» означаетъ «быть» и (чье?) «его»; «sie» означаетъ «вы» и «она» — и недоразумѣнiя, могущiя возникнуть изъ этого одного смѣшенiя, безчисленны. Нѣмецкое слово «Schauer» имѣетъ пять различныхъ значенiй при совершенно одинаковомъ начертанiи, оно обозначаетъ — «портовый рабочiй», «созерцатель», «страхъ», «внезапный ливень» и «навѣсъ». Это есть настоящiй образецъ того, какъ начертанiе и фонема могутъ отставать отъ смысла, а это означаетъ, что языкъ не справляется со своей задачей.
И вотъ, русскiй языкъ при старой орѳографiи побѣдоносно справлялся со своими «омонимами», вырабатывая для нихъ различныя начертанiя. Но революцiонное кривописанiе погубило эту драгоцѣнную языковую работу цѣлыхъ поколѣнiй: оно сдѣлало все возможное, чтобы напустить въ русскiй языкъ какъ можно больше безсмыслицы и недоразумѣнiй. И русскiй народъ не можетъ и не долженъ мириться со вторженiемъ этого варварскаго упрощенiя.
Новая «орѳографiя» отмѣнила букву «i». И вотъ, различiе между «мiромъ» (вселенной) и «миромъ» (покоемъ, тишиной, невойной) исчезло; за одно погибла и «ѵ» (ижица), и православные люди стали принимать «миро-помазанiе» (что совершенно неосуществимо, ибо ихъ не помазуютъ ни вселенной, ни покоемъ).
Затѣмъ новая орѳографiя отмѣнила букву «ѣ» и безсмыслица пронеслась по русскому языку и по русской литературѣ опустошающимъ смерчемъ. Неисчислимые омонимы стали въ начертанiи неразличимы; и тотъ, кто разъ это увидитъ и пойметъ, тотъ придетъ въ ужасъ при видѣ этого потока безграмотности, вливающагося въ русскую литературу и въ русскую культуру и никогда не примирится съ революцiоннымъ кривописанiемъ.
Мы различаемъ «самъ» (собственнолично) и «самый» (точно указанный, тождественный). Родительный падежъ отъ «самъ» — «самого», винительный падежъ — «самого». А отъ «самый» — «самаго». «Я видѣлъ его самого, но показалось мнѣ, что я вижу не того же самаго»... (письмо изъ современной Югославiи). Въ кривописанiи это драгоцѣнное различiе гибнетъ: оно знаетъ только одну форму склоненiя: «самого»...
Мы склоняемъ: «она», «ея», «ей», «ее», «ею», «о ней». Кривописанiе не желаетъ различать всѣхъ падежей: родит. пад. и винит. пад. пишутся одинаково «ее». «Кто же растопталъ намъ въ саду наши чудесныя клумбы? Это сдѣлала ее коза» (вмѣсто «ея» сосѣдкина коза); безсмыслица. «Я любилъ ее собаку!» Не означаетъ ли это, что женщина была нравомъ своимъ вродѣ собаки, но я ее все-таки не могъ разлюбить; какой трагическiй романъ!.. Или это можетъ быть означаетъ, что я охотно игралъ съ ея собаченкой?.. Но тогда надо писать ея, а не ее!..
Новое кривописанiе не различаетъ мужской родъ и женскiй родъ въ окончанiи прилагательныхъ (множеств. числа) и мѣстоименiй. Вотъ два образца создаваемой безсмыслицы. Изъ ученаго трактата: «Въ исторiи существовали разные математики, физики, и механики (теорiи? люди?!); нѣкоторые изъ нихъ пользовались большою извѣстностiю, но породили много заблужденiй...». Читатель такъ до конца и не знаетъ, что же, собственно, имѣется въ виду — разныя науки или разные ученые... — Изъ Дневника А. Ф. Тютчевой: «Я всегда находила мужчинъ гораздо менѣе внушительными и странными, чѣмъ женщинъ: «они» (кто? мущины или женщины?!) болѣе доброжелательны...» Минуты три ломаетъ читатель себѣ голову — кто же менѣе доброжелателенъ и кто болѣе? И недопонявъ, пытается читать дальше...
Это означаетъ: грамматическое и смысловое различiе падежей и родовъ остается; а орѳографическое выраженiе этихъ различiй угашается. Это равносильно смѣшенiю падежей, субъектовъ и объектовъ, мужчинъ и женщинъ... Такъ сѣются недоразумѣнiя, недоумѣнiя, безсмыслицы; умножается и сгущается смута въ умахъ. Зачѣмъ? Кому это нужно? Россiи? Нѣтъ, конечно; но для мiровой революцiи это полезно, нужно и важно».
(http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.iljin)
Старая русская орфография гораздо лучше передает смысл речи на письме, не допуская двойственности. Можно еще привести такие примеры: «все ели да ели, вот все и вышло». О чем тут речь: о деревьях или о принятии пищи? Старая орфография не допускает здесь двусмысленности, потому что глагол «ѣли» в смысле «кушали» пишется через ять. Да и слово «всѣ», в отличие от слова «всё», тоже пишет через ять.
«Осел мел пылью на полу». О чем тут речь? Об осле или о меловой пыли, осевшей на полу? Старая орфография и тут расставляет все по своим местам, потому что глагол «осѣлъ» (совершенный вид глагола «осѣдал») пишет через ять, а животное осел – через обычную «е».
«Скажи, когда же это было?». «Отстань, некогда». Как это понять? Или нет времени на ответ или это было когда-то, неопределенно давно? Если слово «нѣкогда» в последнем смысле, то в старой орфографии оно пишется через ять.
Ильин приводит и пример из стенограммы речи Троцкого на ХI съезде: «В Западной Европе, если победит ее пролетариат». Опять можно понять по-разному: или европейский пролетариат победит, или пролетариат победит Европу. В старой орфографии такая неопределенность невозможна, потому что в первом случае нужно писать не «ее пролетариат», а «ея пролетариат».
И таких казусов и безсмыслиц, порождаемых в русском письме советским кривописанием, бездна.
Однако можно встретить возражения, что большевики здесь не виноваты, что новая орфография была разработана еще в 1904 году, что первой ввела его в употребление не советская власть, а Временное правительство летом 1917 года. Еще одним доводом, который особенно приводили большевики, является забота о простом народе, которому, якобы, необходимо облегчить усвоение русской грамоты путем ее упрощения. На это ярко и метко ответил Иван Ильин:
«Одинъ русскiй ученый говорилъ мнѣ: «Что они все твердятъ объ облегченiи? Пишемъ мы, образованные, и намъ прежнее правописанiе совсѣмъ не трудно; а необразованной массѣ важно читать и понимать написанное; и тутъ старое правописанiе, вѣрно различающее смыслъ, для чтенiя и пониманiя гораздо легче! А новое кривописанiе сѣетъ только безсмыслицу»...
Это наглядный примѣръ того, когда «проще» и «легче» означаетъ хуже, грубѣе, примитивнѣе, неразвитѣе, безсмысленнѣе: или попросту — слѣпое варварство. Пустыня проще лѣса и города; не опустошить ли намъ нашу страну? Мычатъ коровой гораздо легче, чѣмъ писать стихи Пушкина или произносить рѣчи Цицерона; не огласить ли намъ россiйскiя стогна коровьимъ мычанiемъ? Для многихъ порокъ легче добродѣтели и сквернословiе легче краснорѣчiя. Безвольному человѣку безпринципная уступчивость легче идейной выдержки. Вообще проще не быть, чѣмъ быть; не заняться ли намъ, русскимъ, повальнымъ самоубiйствомъ?
Итакъ, кривописанiе не легче и не проще, а безсмысленнѣе».
(http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.iljin)
Иван Сергеевич Шмелев в своих воспоминаниях приводит слова одного из членов русской орфографической комиссии: «старо это новое правописанiе, оно искони гнѣздилось на заднихъ партахъ, у лѣнтяевъ и неспособныхъ...».
Приведем также оценку очевидца тех событий, члена комиссии по пересмотру русского правописания в 1904 году, профессора Николая Карловича Кульмана. В 1923 году в статье «О русском правописании» он писал:
«Чтобы ясно представить обстановку, въ которой происходили первыя обсужденія вопроса объ упрощеніи правописанія, нужно вспомнить, что это было въ 1904 году. Оппозиціонныя и революціонныя настроенія наростали, воздухъ былъ пропитанъ протестами всякаго рода и по всякому поводу. Въ старой орѳографіи многіе стали видѣть одинъ изъ способовъ, которымъ правительство держало народъ въ темнотѣ. Эта мысль находила особенно много приверженцевъ среди сельскихъ учителей, которые дѣйствительно страдали отъ слишкомъ строгихъ для начальной школы требованій по орѳографіи. И психологически совершенно естественно, что мысль о пересмотрѣ Гротовскаго правописанія превратилась мало-по-малу въ мысль о рѣшительномъ разрушеніи всей системы русскаго правописанія, во имя, якобы, блага и просвѣщенія народа. Этимъ настроеніямъ, подкладка которыхъ была, въ сущности, только революціонно-политическая, поддались и нѣкоторые ученые.
Такова была общая обстановка, когда былъ поставленъ вопросъ объ упрощеніи правописанія. Всѣ ждали иниціативы со стороны Академіи Наукъ. Наконецъ, по постановленію Отдѣленія русскаго языка и словесности образовалась комиссія изъ 50 лицъ. Въ нее вошли, кромѣ представителей науки о языкѣ и другихъ соприкасающихся отраслей гуманитарныхъ наукъ, еще представители школы, литературы и повременной печати.
Въ исторіи образованія этой комиссіи наиболѣе видную роль играли два покойныхъ академика, A. А. Шахматовъ и Ф. Ѳ. Фортунатовъ. Фортунатовъ принадлежалъ къ крайнему теченію въ вопросѣ объ упрощеніи правописанія и слышать не хотѣлъ о скромныхъ размѣрахъ упрощенія, намѣчавшихся въ отвѣтѣ Академіи Наукъ по поводу Гротовскаго правописанія. По мнѣнно Фортунатова, ни въ какихъ проектахъ частичнаго упрощенія не слѣдовало принимать участія, если не будетъ поставленъ вопросъ объ уничтоженій нѣкоторыхъ буквъ алфавита, главнымъ образомъ, ѣ.
Шахматовъ придерживался болѣе умѣренныхъ взглядовъ и находилъ, что надо упорядочить наше правописаніе въ области тѣхъ орѳографемъ, установленныхъ Гротомъ, которыя не оправдывались ни фонетикой, ни исторіей языка и которыя, вмѣстѣ съ тѣмъ, создавали значительныя и ненужныя трудности при обученіи правописанію.
Многіе изъ участниковъ комиссіи думали, что въ итогѣ ихъ работы получится, благодаря неизбѣжности контроля и окончательной санкціи со стороны Академіи Наукъ, практически-цѣлесообразное и научно-оправдываемое упрощеніе, не противорѣчащее исторіи нашего литературнаго языка. Поэтому, уступка Фортунатову представлялась извѣстнымъ тактическимъ пріемомъ».
(http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.kulman_nk1964_00_001#004_)
Эта уступка была сделана 12 апреля 1904 года на заседании комиссии Академии наук из 50 лиц. Большинство тогда высказалось за исключение из русского алфавита букв ѳ, ъ, одного изъ начертаний и (т. е., и или i), ѣ.
Проф. Кульман продолжает: «Для разработки проекта упрощенія, основаннаго на исключеніи изъ алфавита четырехъ поименованныхъ буквъ, была избрана небольшая подкомиссія, въ которую вошли академики Коршъ, Соболевскій, Фортунатовъ и Шахматовъ и профессора и приватъ-доценты Бодуэнъ-де-Куртенэ, Р. Брандтъ, Буличъ, Н. Каринскій, Сакулинъ и авторъ настоящей статьи.
Когда «Предварительное сообщеніе», a затѣмъ «Постановленія орѳографической подкомиссіи» были опубликованы, по вопросу о реформѣ правописанія очень быстро создалась обширная литература. Она свидѣтельствовала не только о возникшей распрѣ, но и о томъ, что громадное большинство русскаго культурнаго общества подобной реформѣ не сочувствовало. Этимъ объясняется, что проектъ былъ сданъ въ архивъ, и комиссія не созывалась вплоть до весны (11 мая) 1917 года, когда, по иниціативѣ тов. министра народнаго просвѣщенія Герасимова, Шахматовъ ее созвалъ».
Здесь надо отметить, что противниками реформы были такие разные люди, как Лев Толстой, Иван Бунин, Марина Цветаева, Иван Ильин, Александр Блок, Михаил Пришвин, Вячеслав Иванов, Марк Алданов, Иван Шмелев, будущий академик Д.С. Лихачев.
Иван Ильин писал по этому поводу: «Что же касается Академiи Наукъ, то новая орѳографiя была выдумана тѣми ея членами, которые, не чувствуя художественности и смысловой органичности языка, предавались формальной филологiи. Эта формализацiя есть язва всей современной культуры: утративъ вѣру, а съ нею и духовную почву, оторвавшись отъ содержательныхъ корней бытiя, современные «дѣятели» выдвинули формальную живопись, формальную музыку, формальный театръ (Мейерхольдъ), формальную юриспруденцiю, формальную демократiю, формальную филологiю. И вотъ, новая орѳографiя есть продуктъ формальной филологiи и формальной демократiи, т.е. демагогiя. Въ Академiи Наукъ совсѣмъ не было общаго согласiя по вопросу о новой орѳографiи, а была энергичная группа формалистовъ, толковавшихъ правописанiе, какъ нѣчто условное, относительное, безпочвенное, механическое, почти произвольное, не связанное ни со смысломъ, ни съ художественностью, ни даже съ исторiей языка и народа. Знаю случайно, какъ они собирали подписи подъ своей выдумкой, нажимали на академика А. А. Шахматова, который, чтобы отвязаться, далъ имъ свою подпись, а потомъ при большевикахъ продолжалъ печатать свое сочиненiе по старому правописанiю. Свидѣтельствую о томъ негодованiи, съ которымъ относились къ этому кривописанiю такiе ученые знатоки русскаго языка, какъ академикъ Алексѣй Ивановичъ Соболевскiй, лекцiи котораго по «Исторiи русскаго языка», по словамъ того же Шахматова, «получили значенiе послѣдняго слова исторической науки о русскомъ языкѣ — у насъ, и заграницей».
Свидѣтельствую о такомъ же негодованiи всѣхъ другихъ московскихъ филологовъ, изъ коихъ знаменитый академикъ Ф. Е. Коршъ, разразился эпиграммой: «Старинѣ я буду вѣренъ, — Съ дѣтства чтить ее привыкъ: — Обезѳиченъ, обезъеренъ. — Обезъятенъ нашъ языкъ». Такiе ученые, какъ академикъ П. Б. Струве не называли «новую» орѳографiю иначе, какъ «гнусною»...»
(http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.iljin)
Мы не знаем отзывался ли как-либо об этой реформе Академии наук наш святой Государь Император Николай Александрович, но можно почти не сомневаться, что его отношение было неодобрительным, ибо он высказывался за сохранение чистоты русского языка. «Русский язык так богат, – говорил он, – что позволяет во всех случаях заменять иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка»
Царская Семья в заключении в Тобольске.
Отрицательно отреагировали Царственные мученики и на попытку Временного правительства ввести новшества в русской орфографии. Так, в письме Великой княжны-мученицы Ольги Николаевны к фрейлине Маргарите Хитрово от 17 октября 1917 года есть такие слова: «Как тебе нравится новое правописание? По-моему, удивительно некрасиво и глупо».
Тогда в 1917 году, по словам проф. Кульмана, «никакого обсужденія «Постановленій» не было: тов. министра народнаго просвѣщенія, повидимому, даже не допускалъ мысли о необходимости что-либо обсуждать, настойчиво требуя только голосованія en blоc. Общее настроеніе въ это время было таково, что торопливыя и легкомысленныя рѣшенія брали верхъ надъ стремленіемъ къ серьезному обсужденію. На этомъ засѣданіи я выступилъ противникомъ предложенія Герасимова и въ своей рѣчи указалъ на всю недопустимость подобнаго отношенія къ одному изъ важныхъ вопросовъ нашей духовной культуры, но меня поддержали только немногіе, и циркулярами министра народнаго просвѣщеиія проф. Мануйлова отъ 17 мая и 22 іюля 1917 года новое правописаніе было предложено къ введенію въ школы.
Академiя Наукъ, къ счастью, своей руки къ этому акту не приложила, и мы такъ и не узнали, какъ не знаемъ и до сихъ поръ, ея мнѣнія. Реформа была принята въ атмосферѣ революціоннаго кипѣнія и при помощи революціонныхъ методовъ…
Впрочемъ, наша духовная культура оказалась, сильнѣе воинской дисциплины: несмотря на общую «революціонность», и очень многія школы, и рѣшительно вся печать, частью инстинктивно, а частью сознательно, дали отпоръ попыткѣ ввести новое правописаніе революціоннымъ способомъ. Въ массѣ учебныхъ заведеній, по постановленію педагогическихъ совѣтовь и родительскихъ комитетовь, съ осени 1917 года продолжало примѣняться исключительно старое правописаніе, что же касается печати, то она, съ повседневной прессой во главѣ, упорно придерживалась стараго правописанія. Понадобились большевики съ ихъ «методами прививки новыхъ навыковъ», понадобились угрозы и насиліе, чтобы изгнать употребленіе стараго правописанія. Такимъ образомъ, новая орѳографія, совершенно не будучи академической, стала большевицкой» (http://www.russportal.ru/index.php?id=oldorth.kulman_nk1964_00_001#004_).
Однако русское правописание не исчезло, оно покинуло Россию вместе с Белыми армиями. В русской эмиграции до 1945 года все издания печатались по-старому. Однако после войны с появлением второй волны эмиграции стала появляться периодика с советской орфографией. Она многократно увеличилась с третьей эмигрантской волной. Русская же Зарубежная Церковь, при всех своих четырех великих первоиерархах придерживалась традиционного русского письма. Если мы любим православную Россию и думаем о духовно-государственном ее возрождении, то необходимо рассматривать вопрос и о возвращении к традиционным нормам русской орфографии. Как писал Иван Александрович Ильин, «правописанiе имѣетъ свои историческiя, конкретныя и въ то же время философическiя и нацiональныя основы. Поэтому оно не подлежитъ произвольному слому, но лишь осторожному, обоснованному преобразованiю, совершенствованiю, а не разрушенiю. Пусть же нарушители русской нацiональной орѳографiи получатъ навѣки прозвище «друзей безграмотности» или «сподвижниковъ хаоса»; и пусть первымъ актомъ русскаго нацiональнаго Министра Просвѣщенiя будетъ возстановленiе русскаго нацiональнаго правописанiя».
Комментарии
нет комментариев.
Оставьте комментарий