Прошёл уже целый год с лишним с тех пор, как А.И. Солженицын, Максимов и другие писатели покинули пределы СССР и отныне являются новейшими русскими эмигрантами. Теперь только и можно начать с какой-то возможной объективностью рассуждать о положении этой новой волны русских беженцев и об их стремлении.
Многие «публичные листки», как называл некоторые газеты некогда митрополит Филарет Московский, начали форменным образом поносить А.И. Солженицына, совершенно не стесняясь в своих словах и выражениях. Такая поспешность оценки свидетельствует о пристрастности их авторов. «Ай Моська! Знать она сильна, что лает на слона», - вот что можно сказать о такой недостойной прессе.
Да, Солженицын – гигант, и никому не удастся его свести на уровень шакала. Его огромный талант всегда вынесет его на гребень волны житейского моря.
Каждая волна русской эмиграции имела, имеет и будет иметь свой особый опыт и из него происходящее своё мiровоззрение, которое надо уважать, с которым надо считаться; к которому надо присматриваться для большей пользы всего русского рассеяния, а может быть, и всего мiра.
Солженицына надо понять. Но он такого калибра человек, что нельзя спешить делать о нём прогнозы, выводы и оценки. Солженицын — это, безусловно, огромное явление в жизни всей России. Мы не дерзаем на страницах нашего вестника изучать этого большого русского человека, но хотим положить хотя бы начало правильному спокойному подходу к этому изучению.
Мы сразу видим Солженицына-художника и писателя, Солженицына-идеолога и мыслителя и Солженицына-политика. В своём художественном слове Солженицын ищет смело новых путей в русском языке или, как это было бы модно сказать теперь, что он ищет нового измерения.
Так как язык неотделим от души народа, то мы можем только радоваться тому, что в этой попытке Солженицына мы чувствуем, что душа русского народа жива и хочет жить. Потому что мёртвыми языками называются не только те языки, на которых уже больше не говорят ежедневно, как древние еврейский, латинский и греческий языки.
В прямой опасности превратиться в мёртвые языки находятся почти все старые народы Европы. Искусственная роль Французской Академии в праве преподать тому или иному слову французское гражданство по сути дела ужасна для жизненности французского языка. Английский язык живительность свою черпает, главным образом, в Соединённых Штатах, Канаде и Австралии.
Мiр стареет, стареют все народы, стареют их языки. Слова их отполированы до ювелирного блеска, переложены на все лады, употреблены во всех возможных и невозможных смыслах и постепенно превращаются в законченные смыслы, замурованные формы, годные только для энциклопедических словарей; а это уже смерть.
Но смерть слова наступает тогда, когда человек теряет в сердце своём Бога, Его безпредельность, безграничность и этим лишается способности выражать словом невыразимое.
Человек — богоподобное существо, стоит на грани видимого и невидимого, и это его исключительное стояние преподаёт ему Божий дар вкладывать в свои слова и выражения силу, продлевающую всякий смысл, зарождающую в умах и сердцах человеческих новые зраки и даже целые мiры. Такое слово такого человека подобно камню, брошенному на гладкую поверхность тихого озера.
Тот же, кто стоит только на земле и не верит в Бога, атеист, говорит только о том, что видят его телесные очи, слышат его телесные уши. Слова его подобны ударам молота по крышке гроба: глухо, грубо прозвучат, а дальше ровно ничего: ни эха, ни отзвука.
Таким смертоносным духом охвачена почти вся мiровая литература во главе, конечно, с советской, и мы этим хотим сказать, атеистической, потому что мы присутствуем при великой всемiрной апостасии, отступлении от Христа Жизнодавца под всяким предлогом открытого ли наглого атеизма, кощунственного сектантства или лукавого экуменизма.
Эти щупальца литературного спрута смерти слова ощущает Солженицын и делает гигантские усилия вырваться к жизни. Совершенно не важно, делает ли он это сознательно или интуитивно, но в этом его безспорная заслуга пред русской и мiровой литературой.
Его усилия расширить рамки русского лексикона и синтаксиса обещают больше свободы от академического ига узких специалистов и тем самым вливают новую жизнь в язык.
Но каждый писатель имеет своих учеников, а то и просто подражателей, которые займутся загрязнением русского языка словами, изъятыми из трущоб «урок» и всякого уголовного сброда.
Вспоминается древняя латинская пословица: «Quod licet Jovi, non licet bovi». И тут на помощь нам придёт как фон, как вечный образец неувядаемой красоты, простоты и глубины, пушкинский слог.
Этот смелый порыв Солженицына в технике русского языка, однако, является только отражением духовного облика писателя. Умный человек только тот, кто признаёт свои ошибки; великий лишь тот, кто в них кается. Солженицын прошёл этот двойной путь и признания своих заблуждений, и своего покаяния в готовности положить душу свою за свои новые христианские убеждения.
Вот именно это покаянное обращение и сделалось вдохновляющей силой всех его творений. Как только он познал свои заблуждения, он со всей силой своей русской души, умеющей каяться, оттолкнулся от дна коммунистического ада и широко вздохнул на весь мiр на свежем воздухе Божьего мiра.
Но путь покаяния есть путь медленного духовного очищения, постепенного перерождения. Солженицын только встал на этот путь и потому в нём одинаково действует благодать Божия и ветхий человек, ещё не очищенный от своих страстей. Талант его несёт его на всех парусах, а процесс очищения не успевает, и от этого несоответствия движений его души все его ошибки.
Когда Солженицын описывает обыкновенных людей, грешных, он это делает со всем блеском своего таланта, потому что описывает грешных людей такой же грешный писатель, но талантливый.
«Раковый корпус», оба тома «Архипелага Гулаг», «В круге Первом» суть плоды талантливого Солженицына.
Но в книге «Один день Ивана Денисовича» душа читателя чувствует духоту границ психологии падшего естества, а от Солженицына невольно ожидаешь большего, запредельного, хоть самую чуточку надмiрного при таком детальном описании страданий человеческой души минута за минутой, секунда за секундой.
«Матрёна» ему положительно не удалась. Солженицын её не понял и потому её тип юродивой неудовлетворительный, неправдоподобный, незаконченный, и только потому, что у самого Солженицына нет ещё органа ощущения святости, истины Церкви Христовой.
В «14 Августе» художник, писатель, психолог — все прекрасны, но цель труда не осуществлена. Заветная мечта Солженицына — исследовать причины крушения Российской империи — остаётся мечтой. Чтобы писать историю, надо или иметь большую историческую объективность во времени, а таковой у писателя нет; или быть предельно безстрастным, чего А.И. Солженицын ещё не достиг.
Большой художник, талантливейший писатель в нём рвутся вперёд, но для такого труда надо прозрение, надо чистое сердце, чтобы парить орлиным полётом над делами земли. Тут можно приложить к Солженицыну слова знаменитого оптинского старца праведного Макария, сказанные им почти 120 лет тому назад тоже о великом писателе Гоголе (1).
«Виден человек, обратившийся к Богу с горячностью сердца. Но для религии этого мало. Чтобы она была истинным светом для человека собственно, и чтобы издавала из него неподдельный свет для ближних его, необходима и нужна в ней определительность.
Определительность сия заключается в точном познании истины, в отделении её от всего ложного, от всего лишь кажущегося истинным. Это сказал Сам Спаситель: «Истина освободит вас» (Ин. 8:3). В другом месте Писания сказано: «Слово Твоё истина есть» (Ин. 17:17).
Посему, желающий стяжать определительность глубоко вникает в Евангелие, по учению Господа направляет свои мысли и чувства. Тогда он может отделить в себе правильные и добрые мысли и чувства. Тогда человек вступает в чистоту, как и Господь сказал после Тайной вечери ученикам Своим, яко образованным уже учением истины: «Вы чисти есте за слово, еже рех вам» (Ин. 15:3).
Но одной чистоты не достаточно для человека: ему нужно оживление, вдохновение. Так, чтобы светил фонарь, недостаточно одного вымывания стёкол, нужно, чтобы внутри его была зажжена свеча.
Сие сделал Господь с учениками Своими. Очистив их истиною, Он оживил их Духом святым и они сделались светом для человеков. До принятия Духа Святого они не были способны научить человечество, хотя и были чисты.
Сей ход должен совершаться с каждым христианином на самом деле, а не по одному имени: сперва просвещение истиною, потом просвещение Духом.
Правда, есть у человека врождённое, более или менее развитое вдохновение, происходящее от движения чувств сердечных. Истина отвергает сие вдохновение, как смешанное, умерщвляет его, чтобы Дух, пришедши, воскресил его в обновлённом состоянии.
Если же человек будет руководствоваться прежде очищения его истиною своим вдохновением, то он будет издавать из себя и для других не чистый свет, но смешанный, обманчивый, потому что в сердце его лежит не простое добро, но добро, смешанное со злом более или менее.
Всякий взгляни на себя и проверь сердечным опытом слова мои: как они точны и справедливы, скопированы с самой натуры.
Применив сии основания к книге Гоголя, можно сказать, что он издаёт из себя и свет, и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного, неясного, безотчётного, душевного, а не духовного.
Так как Гоголь — писатель, а в писателе «от избытка сердца уста глаголют» (Мф. 12: 34), или: сочинение есть непременная исповедь сочинителя, по большей части им не понимаемая и понимаемая только таким христианином, который возведён Евангелием в отвлечённую страну помыслов и чувств и в ней различил свет от тьмы, то книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение.
Желательно, чтобы этот человек, в котором видно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех благ.
По сей причине советую всем друзьям моим по отношению религии заниматься исключительно чтением святых отцов, стяжавших очищение и просвещение, как и апостолы, и потом уже написавших свои книги, из коих светит чистая истина и которые сообщают читателю вдохновение Святого Духа.
Вне этого пути, сначала узкого и прискорбного для ума и сердца, всюду мрак, всюду стремнины и пропасти. Аминь».
Великий старец всё сказал и о Солженицыне, и мы ничего больше не дерзаем прибавить от себя для определения Солженицына как мыслителя и идейного вождя.
Остаётся Солженицын-политик. В наше лукавое предапокалипсическое время всякая гражданская власть, опираясь на ту или иную партию, стремится овладеть тотально всем человеком.
В СССР всякий верующий является нежелательным гражданином, а всякий хоть в самой малой степени разделяющий свои мысли о вере с другим человеком является «врагом народа». Священное Писание в Советском Союзе называется антигосударственной пропагандой.
В силу такой постановки все верующие обвиняются в антигосударственной пропаганде, в незаконной политической деятельности. Не Церковь занимается политикой, а гражданская власть вмешивается в религиозную жизнь своих граждан и тем попирает самую священную основную, самую сокровенную, до сих пор неприкосновенную личную свободу думать, верить как кому это угодно и жить по этой своей мысли и вере.
Солженицын по существу не политик, но поневоле был облечён в политические ризы. Его мысли о благе своей родины естественно вытекают из его искреннего обращения от коммунизма к христианскому образу мышления. Поняв весь абсурд коммунистического учения, его утопию, его противоестественную сущность, которую можно осуществить только насилием, Солженицын не мог не высказать свои мысли о благе своей родины политического, административного и даже хозяйственного характера.
Однако Солженицын остаётся всё-таки главным образом писателем, художником и мыслителем.
Надо не поносить Солженицына, но молиться за него, чтобы Господь его ещё больше просветил.
Перед лицом России и всего мiра мы, русские люди, рады и благодарны Богу, что имеем Солженицына.
Архиеп. Виталий.
Православный вестник в Канаде (ежемесячный церковный печатный орган Канадской епархии РПЦЗ). Май-июнь 1975. № 5-6 (78-79). С. 1-4.
(1) Современными исследователями установлена принадлежность этой цитаты свт. Игнатию (Брянчанинову). Однако значение её в данной статье от этого обстоятельства, очевидно, не меняется.
Комментарии
Оставьте комментарий